|
|
ПОТОМКУ
...Не суди. Из
твоего окна
Не открыты
канувшие
дали:
Годы смыли
их до
волокна,
Их до
сокровеннейшего
дна
Трупами
казненных
закидали!
Лишь дотла
наш корень
истребя,
Грозные
отцы твои и
деды
Сами
отказались
от себя,
И тогда
поднялся ты,
последыш!
Вырос ты без
тюрем и без
стен,
Чей кирпич
свинцом
исковыряли,
В наше ж
время не
сдавались в
плен,
Потому что в
плен тогда
не брали!
И не бывший в
яростном
бою,
Не
ступавший
той стезей
неверной,
Он усмешкой
встретит
речь мою
Недоверчиво-высокомерной...
В
ЛОМБАРДЕ
В ломбарде
старого
ростовщика,
Нажившего
почёт и
миллионы,
Оповестили
стуком
молотка
Момент
открытия
аукциона.
Чего здесь
нет! Чего
рука нужды
Не собрала
на этих
полках
пыльных,
От
генеральской
Анненской
звезды
До риз икон и
крестиков
крестильных.
Былая жизнь,
увы,
осуждена
В осколках
быта,
потерявших
имя…
Поблёскивают
тускло
ордена,
И в
запылённой
связки их –
Владимир.
Дворянства
знак. Рукой
ростовщика
Он брошен на
лоток
аукциона,
Кусок
металла в
два
золотника,
Тень
прошлого и
тема
фельетона.
Потрескалась
багряная
эмаль –
След
времени, его
непостоянство.
Твоих
отличий
никому не
жаль,
Бездарное,
последнее
дворянство.
Но как среди
купеческих
судов
Надменен
тонкий
очерк
миноносца –
Среди тупых
чиновничьих
крестов
Белеет
грозный
крест
Победоносца.
Святой
Георгий –
белая эмаль,
Простой
рисунок…
Вспоминаешь
кручи
Фортов,
бросавших
огненную
сталь,
Бетон,
звеневший в
вихре пуль
певучих,
И юношу,
поднявшего
клинок
Над
пропастью
бетонного
колодца,
И белый –
окровавленный
платок
На сабле
коменданта –
враг
сдаётся!
Георгий, он – в
руках
ростовщика!
Но не залить
зарю
лавиной
мрака,
Не
осквернит
негодная
рука
Его
неоскверняемого
знака.
Пусть
пошлости
неодолимый
клёв
Швыряет нас
в трясучий
жизни кузов, -
Твой знак
носил
прекрасный
Гумилёв,
И первым
кавалером
был Кутузов!
Ты гордость
юных –
доблесть и
мятеж,
Ты гимн
победы под
удары пушек.
Среди тупых
чиновничьих
утех
Ты – браунинг,
забытый меж
игрушек.
Не алчность,
робость
чувствую в
глазах
Тех, кто к
тебе
протягивает
руки,
И ухожу… И
сердце всё в
слезах
От злобы,
одиночества
и муки.
МЫ.
Голодному
камень -
привычная
доля.
Во лжи
родились мы.
Смеемся от
боли.
Глаза
застилает
гнилая
короста.
Стоять на
коленях
удобно и
просто.
Бессильные
слезы у нас в
горле комом.
И только для
слабых нам
правда
знакома.
Течет
вместо крови
по жилам
сивуха.
Дыша
перегаром,
мы сильные
духом.
Голодному -
хлеба, а
вольному -
воля!
Рожденные
ползать -
завидная
доля!
ПЯТЬ
РУКОПОЖАТИЙ
Ты пришел ко
мне
проститься. Обнял.
Заглянул в
глаза,
сказал:
"Пора!"
В наше время
в возрасте
подобном
Ехали
кадеты в
юнкера.
Но не в
Константиновское,
милый,
Едешь ты. Великий
океан
Тысячами
простирает
мили
До лесов
Канады, до
полян
В тех лесах,
до города
большого,
Где - окончен
университет!
-
Потеряем
мальчика
родного
В
иностранце
двадцати
трех лет.
Кто осудит?
Вологдам и
Бийскам
Верность
сердца
стоит ли
хранить?..
Даже думать
станешь
по-английски,
По-чужому
плакать и
любить.
Мы - не то! Куда
б не
выгружала
Буря волчью
костромскую
рать, -
Все же нас и
Дурову, пожалуй,
В англичан
не
выдрессировать.
Пять
рукопожатий
за неделю,
Разлетится
столько
юных стай!..
:Мы - умрем, а
молодняк
поделят -
Франция,
Америка, Китай.
СПОКОЙНОЕ
Тлен и
распад в
кулачонках
зажаты.
В сердце
безумная
тяга к
деньжатам.
Твой
поцелуй -
подражанье
Иуде.
Варишь ты
зелье свое в
Голливуде.
Ненависть к
русским.
Презренье к
России.
Помним, как
шли на
расстрел мы
босые.
Пуля в
затылок
цвету
народа.
Победа!
Ликует
гнилая
порода!
Лживые речи -
отравою в
душу.
Слабость и
смерть -
своих
недругов
слушать!
Вырвать и
выжечь, сжав
зубы от боли!
Пусть
Память
пребудет, а с
нею и Воля!
ГРЕБНЫЕ
ГОНКИ*
Руки вперед,
до отказу -
Раз! - и
пружиной
назад.
По голубому
алмазу
Легкие
лодки
скользят.
Раз! -
Поупористей,
туже,
Чтобы
скачками
несло.
Два! -
Упирайте
упруже
В глубь
молодое
весло.
Смокла
носатая
кепка.
Пот у
прищуренных
глаз.
Резко,
отрывисто,
крепко -
Раз! И
отчетливей:
раз!
Крепостью,
мужеством
взрослым
Бега берем
рубежи.
Раз! Не
забрасывай
весла.
Два! Направленье
держи.
Раз!
Напрягается
стойко
Воля души и
весла,
Чтобы
летящая
двойка
Первой к
победе
пришла.
Раз! До
отказу, до
цели.
Два!
Разорвутся
тела...
Три! И
победно
взлетели
Вверх все
четыре
весла!
Примечание:
Стихотворение
посвящено
гребным
гонкам, проводившимся
в рамках так
называемой
"Малой
Олимпиады Российской
Республики"
(фактически - отборочных
соревнований
на Олимпийские
Игры 1936 г., в
которых
спортивная делегация
"Белой ДВР"
должна была
участвовать
впервые).
|
ВАСИЛИЮ
КАЗАНЦЕВУ
Василий
Васильич
Казанцев.
И огненно
вспомнились
мне -
Усищев
протуберансы,
Кожанка и
цейс на
ремне.
Ведь это же -
бесповоротно,
И образ тот,
время, не
тронь.
Василий
Васильевич -
ротный:
"За мной -
перебежка -
огонь!"
"Василий
Васильича?
Прямо,
Вот, видите,
стол у окна...
Над счетами
(согнут
упрямо,
И лысина,
точно луна).
Почтенный
бухгалтер". Бессильно
Шагнул и
мгновенно
остыл...
Поручик
Казанцев?..
Василий?..
Но где же
твой цейс и
усы?
Какая-то
шутка,
насмешка,
С ума
посходили
вы все!..
Казанцев
под пулями
мешкал
Со мной на
ирбитском
шоссе.
Нас дерзкие
дни не
скосили -
Забуду ли
пули ожог! -
И вдруг
шевиотовый,
синий,
Наполненный
скукой
мешок.
Грознейшей
из всех
революций
Мы пулей
ответили:
Нет!
И вдруг этот
куцый,
кургузый,
Уже располневший
субъект.
Года
революции,
где вы?
Кому ваш
грядущий
сигнал? -
Вам в
счетный, так
это налево...
Он тоже меня
не узнал!
Смешно!
Постарели и
вымрем
В безлюдьи
осеннем,
нагом,
Но всё же,
конторская
мымра, -
Сам Ленин
был нашим
врагом!
ЛЕОНИДУ
ЕЩИНУ
Ленька Ещин...
Лишь под
стихами
Громогласное
- Леонид,
Под
газетными
пустяками,
От которых
душа болит.
Да еще на
кресте
надгробном,
Да еще в тех
строках
кривых,
На письме от
родной,
должно быть,
Не
заставшей
тебя в живых.
Был ты голым
и был ты
нищим,
Никогда не
берег себя,
И о самое
жизни днище
Колотила
тобой
судьба.
"Тында-рында"
- не
трын-трава
ли
Сердца,
ведающего,
что вот
Отгуляли,
отгоревали,
Отшумел
Ледяной
поход!
Позабыли
Татарск и
Ачинск,
Городишки
одной межи,
Как от
взятия и до
сдачи
Проползала
сквозь
сутки жизнь.
Их домишкам -
играть в
молчанку.
Не
расскажут
уже они,
Как скакал
генерала
Молчанова
Мимо них
адъютант
Леонид.
Как был
шумен
постой
квартирный,
Как шумели,
смеялись
как,
Если сводку
оперативную
Получал
командир в стихах.
"Ай да Леня!" -
и вот по
глыбе
Безнадежности
побежит
Легкой
трещиной
улыбка,
И
раскалывается
гранит!
Так лучами
цветок
обрызган,
Так туманом
шевелит
луна...
- Тында-рында! -
и карта
риска
В
диспозиции
вновь сдана.
Докатились.
Верней -
докапали,
Единицами:
рота, взвод...
И разбилась
фаланга
Каппеля
О бетон
крепостных
ворот.
Нет, не так! В
тыловые
топи
Увозили
такую сталь!
Проиграли,
продали,
пропили,
У винтовок
молчат уста.
День
осенний -
глухую
хмару -
Вспоминаю:
иркутский
вокзал,
Броневик
под парами -
"Марков".
Леонид на
коне
подскакал,
Оглянул
голубые
горы
Взором
влажным, как
водоем:
"Тында-рында!
И этот город -
Удивительный
- отдаем..."
Спи
спокойно,
кротчайший
Ленька,
Чья-то
очередь за
тобой!..
Пусть же
снится тебе
макленка,
Утро, цепи и легкий
бой.
БЕЛЫЙ
ОСТРОВ
Айсберги.
Льдины. Не
три, не две,-
Голубоглазая
вся
флотилия.
Замер па
синей скале
медведь,
Белый,
полярный.
Седой, как
лилия!
Поднята
морда. И из
ноздрей -
Пар. Серебра
не звончее
разве?
Смотрит в
трубу на
пего Андрэ,
Смотрит
медведь на летящий
айсберг.
К полюсу.
Сердце
запороша
Радостью,
видит,
склонясь
над картой:
В нежных
ладонях
уносит шар
Голубоглазая
Сольвейг -
Арктика.
Словно
невеста, она
нежна,
Словно
невеста, она
безжалостна.
Словно
подарок
несет она
Этот
кораблик,
воздушный,
парусный.
Шепчет:
"Сияньем к
тебе сойду,
Стужу
поставлю
вокруг, как
изгородь.
Тридцать
три года
лежать во
льду
Будешь,
любимый,
желанный,
избранный!"
Падает шар.
На полгода -
ночь.
Умерли
спутники.
Одиночество.
Двигаться
надо,
молиться, но
Спать,
только спать
бесконечно
хочется.
"Голову дай
на колени
мне,
Холодом
девственности
согрейся.
Тридцать
три года во
льду, во сне
Ждать из
Норвегии
будешь
крейсера!"
Очи устами
спешит
согреть,
Сердце
прикрыла
белейшим
фартуком...
Славу свою
стережет,
Андрэ,
Голубоглазая
Сольвейг -
Арктика.
АННЕ
За вечера в
подвижнической
схиме,
За тишину,
прильнувшую
к крыльцу..,
За чистоту. За
ласковое
имя,
За
вытканное
пальцами
твоими
Прикосновенье
к моему лицу.
За скупость
слов. За
клятвенную
тяжесть
Их,
поднимаемых
с глубин
души.
За щедрость
глаз,
которые как
чаши,
Как
нежность
подносящие
ковши...
|
|
