Катя ШОКАЛЬСКИ ПРОЕКТ (не редактированный)

Где-то в гостиной телефон дал пятый дребезжащий и последний звонок, потом раздался щелчок и деловой, но в то же время кошачье мягкий и женственный голос заговорил: «Вы набрали номер центра развития экономических и социальных проектов. Мы не можем поговорить с вами лично в настоящий момент. Пожалуйста оставте нам ваше сообщение и мы будем рады перезвонить вам и ответить наваш звонок при первой возможности. Спасибо за ваш интерес к нашему центру». Раздался еще один щелчек, потом короткое шипение выдающее почтенный возраст автоатветчика и мужской голос, кашлянув пару раз, как буд-то от смущения заговорил. Тара отложила в сторону огрызок темно алой губной помады, которым она еще секунду назад изменяла форму своей нижней губы, придавая ей пухлость очертаний и рисуя совершенно новое выражение. Вместо капризно злобной тонкой линии, выдававшей человека нервного и вечно недовольного, губа теперь явно демонстрировала нечто наивно-сексуальное, женственное, готовое хихикать над пустяшными шутками и слушать с открытым ротиком. Она отвернулась от зеркала и толкнув носком старого некогда небесно голубого а теперь серого в желтых разводах тапка скрипучую дверь в ванную комнату, склонила голову вперед и чуть вправо и стала внимательно влслушиваться в голос, записывающийся на ее автоатветчик. «Тара... Тара... Алло... Это я, Эрик... Тара» «Дурак! До сих пор никак не научится пользоваться автоатветчиком. – Подумала Тара. - Ну неужели не понятно?! Раз автоатветчик – значит меня нет дома... Вообще значит – никого нет... Балван!» Она пошире открыла дверь, чтобы не пропустить никаких деталей сообщения и стала слушать дальше. «Тара... Ну вообщем, я ... Это... Черт... Не могу я никак, когда не вижу тебя с тобой разговаривать... Ну ты знаешь. Прости. Опять неловко получается...» Тара закатила глаза к небу, видимо моля о терпении, которое необходимо ей было, чтобы выслушать это сообщение, тяжело вздохнула и уронив голову на грудь снова стала вслушиваться. «... в общем, я обещал Дилана сегодня из школы забрать и отвезти к тебе... Но у меня не получится. Извини меня пожалуйста. Тут у нас авария на объекте и собрание... Я не могу с него... С этого собрания уйти, потому что это авария в моей зоне... Прости, что я так тебя подвожу. Может ты это сообщение скоро получишь. Тогда, может ты его сама забрать сможешь? Если не получится, ну тогда тоже ничего. У них там в школе номер моего мобильника есть. Они меня тогда найдут и я постараюсь что-нибудь придумать. Извини. Долгое получилось сообщение. Ну... До скорого...» «Вот бестолочь-то, а! – С раздражением подумала Тара и снова взялась за помаду. – Загрузил свое дурацкое сообщение. Длинное-то какое. Неужели покороче нельзя? Тепрь придется стирать, чтобы если кто-то серьрзный решит позвонить место на пленке было.» Губы были почти закончены и Тара, критически оглядев только их, в отрыве от всего остального лица, осталась ими довольна и дала самой себе самую высокую оценку. Наверное, если бы даже самый строгий критик по накладыванию грима увидел бы ее работу, проиллюстрированную картинками «до» и «после», даже такой критик не стал бы оспаривать высокой самооценки художника. Да-да, именно художника. Тара была гораздо больше, чем просто обыватель женского пола, пользующийся косметикой. Она была артистом своего дела и артистом непревзойденным. Она не только знала, но даже скорее чувствовала, кем надо было показаться на том или другом собрании, в той или иной компании, но она могла только с помощью косметики и не всегда самой дорогой изменить свой внешний вид до неузнаваемости. Если бы однажды вам случилось увидеть ее утром в небольшом местном кафе, а вечером того же дня ваши пути пересеклись бы на бизнес втрече, вам бы и в голову на пришло что дважды сегодня вы видели одного и того же человека. Следующими были глаза и тут явно нужно было поработать основательно: не только приется убрать от чужих глаз все морщинки в углах, но сделать что-то с этими ужасными темноватыми кругами, которые углубляли члаза. Придавали им зовещий неблагополучный вид. «Нищим и больным не подают. – Прошептала сама себе Тара и подняла подбородок повыше внимательно разглядывая себя в зеркало и прицениваясь перед следующим мазком косметической кистью. – Значит будем выглядеть богатыми и здоровыми. Вот так.» – И первый темноватый, но все-же светлее самих кругов мазок гримма лег на лицо чуть пониже глаз. Сообщение на автоатветчике не сильно впечатлило Тару и она, разумеется, не собиралась менять своих планов на сегодняшний день и вечер ради того, чтобы забирать из школы своего сына. Это мог сделать и ее бывший. Сам же сказал, что в случае чего, его можно было вызвонить с собрания. В конце концов договор есть договор, а согласно именно договору, он должен был забрать сегодня сына из школы и привезти к ней. Дилан - их общий сын жил с отцом и только на выходные переезжал к матери (Таре), если обстоятельства позволяли. О том, что именно эти выходные Дилан проведет у мамы, было договорено давно, еще недели три назад. Тогда Тара и понятия не имела, что на сегодня (вечер пятницы) была назначена конференция спонсоров, дающих деньги на развитие частных организаций, поддерживающих экологически чистые проекты. Об этом Тара узнала чисто случайно из местной газеты и честно говоря сам факт того, что она приглашена не была, и даже больше того, узнала об этой конференции чисто случайно неприятно огорчал и даже унижал ее. Когда-то, совсем недавно, она получала письма, приглашающие ее на всевозможные собрания и конференции, чтобы выступить с речью. А теперь... Если бы не случайность, если бы не этот обрывок жалкой местной газетенки, найденный ей на столик в Старбаксе, она бы не только докладнчиком, но и гостем зарегестрироваться не смогла бы... Тара чувствовала, что что-то меняется в ее окружении, во всей ее жизни, но ничего поделать с этими изменениями не могла и от этого чувствовала себя еще более беспомощной, жалкой и никчемной. Может быть это просто-напросто был возраст, может быть то, что многие из ее знакомых переехали, обзавелись настоящей работой, семьями и не появляллись на горизонте. Автоатветчик не бывал больше переполнен сообщениями, а карманный календарь не пестрел записями о ежедневных встречах. Это еще раз напоминало ей о неприятной правде: о том, что она старела, что ее место наверное скоро будет занято кем-то новым, с козырем молодости и энергии и еще о том, что деньги ее последнего спонсора кончались и их осталось ровно на то, чтобы заплатить за следующий месяц за квартиру а новых пока не предвидилось. собрания и конференции, чтобы выступить с речью. Почему-то никто и никогда не поинтересовался ее академическим образованием и очень хорошо, потому, что похвастаться в этой области ей было совершенно нечем. Она не получила никакого образования и закончив школу так никогда и не вернулась к книгам. Она поностью ушла в протест. Против чего? Да теперь уже даже ей самой было бы не просто на этот вопрос ответить, и она старалась его не задавать даже самой себе. Когда-то она срзила бы наповал горячими аргументами любого сомнвеющегося в действительном смысле ее протеста, а теперь... Формально она протестовала против военных действий США во Въетнаме, против строительства моста через пролтив, против расширения поля для игры в гольф, но в действительности скорее всего это был протест против того, с чем она никак не могла смириться, с самого детства. Против пъянства отца и его постоянной ругани с матерью, против дорогих шмоток ее однокласниц, в то время как она не могла себе позволить и десятой доли тех нарядов, которыми они щеголял каждый день, против того заискивания и угодливости с которым ее мать говорила со всеми, кто был богаче и важнее ее, против этого мерзкого мещанства, с попытками выглядеть прилично для других, для окружающих и умелого покрытия того всеподавляющего неблагополугия, бедности и насилия, которое окружало ее всю жизнь, с тех самых пор, с каких он себя помнила. Она протестовала и присоединялась к любой возможности проявить свое несогласие. К счастью все протесты, к которым она присоединялясь, никогда не предполагали поиска решения той проблеммы, против которой был направлен протест. Достаточно было просто громкого выражения недовольства иногда массовых хулиганских выходок, чтобы показать свое несогласие с тем, что происходило вокруг и стать членом группы активистов. Многие в ее группе были детьми из как раз тех богатых семей, против богатства которых Тара протестовала и ей доставляло какое-то особое удовольствие, что протест против их собственного положения и богатства объединял их с ней. Время шло. Ряды протестантов поредели. Многие из них пристроились в пюлаченные папочками и мамочками колледжи и университеты, но Таре некуда было отступать. Присоединяться к безликой и вялой массе человечков влачащих жалкое существование и работающих целыми днями, зарабатывая копейки было не по ней. Даже мысль об этом казалась ей пошлой и низкой. Учиться ей тоже не хотелось. Это было дорого и требовало слишком большого труда и времени. Незря говориться, что ищущий находит. Вместе со своим тогдашним партнером Тара нашла гениальное решеие. Она зарегистрирует добровольное общество имеющее легальное право кормиться подачками спонсоров. Идея была боистину гениальна. Ее партнер обладал даром безукоризненного составления официальных документов и непревзойденной лексиконом отточенным в школе права, которую он так и не закончил. Она Тара была непревзойденным оратором с редким даром тончайшей интуиции. Вместе они были бы непрвзойденной парой специалистов по деланью денег из воздуха. Заявление на одобрение их организации было составлено, название придумано и вскоре двое друзей уже рботали над списком первых «жертв» - тех организаций и корпораций, которые могли бы сделать им солидные пожертвования. По иронии судьбы большинство самых серьезных доноров были хорошо известны нашим героям. Это были как раз те, против кого еще совсем недавно они протестовали и это было хорошей новостью – вся информация, которую они собрали, протестуя помогала вычислить им теперь кого о чем и как нужно и можно было просить. Дело пошло. Тара выступила на паре конференций и разумеется была неотразима. Она умудрялась использовать длиннейшие наукообразные слова, не имея точного понятия о том, что они точно обозначали, нанизывая их одно за другим и создавая узорчатые герлянды словарного изыска. Она бросала вопросы в аудиторию и как опытнейший аукционер в мгноврние ока вылавливала глазами тех, кто хотел на них ответить. Она одаривала невзначай и ненароком тонкими, едва заметными комплиментами тех, от кого зависело принятие решений (многих из них она со времен участия в протестах знала в лицо) и убедительно демонстрировала свою непревзойденность, незаменимость, уникальность и энергию. Название созданного Тарой общества было настолько гениально резиновым, что позволяло подавать на самые разные гранты – от маленьких, тех, что спонсировали развитие мелких бизнесов до огромных выдававшихся на проекты по очищению экологической среды. В обмен на деньги Тара летала по разным конференциям и убеждала, требовала, студила, обольщала. Как хорошо, что никто и ниогда не поинтересовался тем, есть ли у нее образование выше школьного. Пришлось бы сказать, что нет. Что никто не интересовался тем, какова мощность ее организации, сколько человек в ней состояло. Пришлось бы признаться, что только два. Что никто не проявлял желания наведаться в штаб-квартиру «на-все-руки-конторы». Им пришлось бы посетить гостинную Тары, небольшую, уютную, объединенную с кухней. Про свое замужество Тара вспоминать не любила. Это было дурацкий и поспешный шаг где-то там в далекой зеленой молодости. Скорее бегство от себя, чем счастливая встреча душевно близкого человека. Ее бывший муж был обычным холеным мальчиком из довольно богатой американский семьи с которым Тара познакомилась на одном из протестов, организованных ее группой. В отличии от нее он учился и должен был вот вот получить диплом технолога. Эрик сразу без памяти влюбился в эмоциональную, красноречивую горячую Тару и очень скоро сделал ей предложение, которое Тара тут же приняла. Впервые в ее жизни кто-то любил ее и воспринимал всерьез. Американская семья ее мужа не приняла Тару и молодожены вернулись в Канаду и поселились в Тарином родном городе – Ванкувере. Эрик тут же нашел себе приличную, достойную и хорошо оплачиваемую работу и стал единственным кормильцем семьи. Тара, работавшая то тут, то там официанткой, бросила работу, забеременела и решила поиграть в семью. Это была явно не самая любимая ее игра. Все тяготило в ее новой роли: тихие и спокойные выходные, семейные походы в парк, обсуждения банковских и денежных деталей с мужем и даже раннее укладывание в постель. Эрику нужно было рано вставать на работу и он завел себе режим дня. Ее раздражение все чаще и чаще переходило в семейные скандалы с криком и слезами и примерно через год после рождения сына Тара подала на развод. Она была рада, что опеку ребенка поручили Эрику и, отыскав себе квартиру на другом конце города, без дальнейших раздумий переехала туда. Как хороша была свобода! Как наслаждалась она теперь каждой ее каплей, каждой минутой, каждой секундой! Жизнь снова была хороша и снова была для нее. Только для нее. Тепрь Дилану их сыну, было шесть лет и он так и не привык называть маму мамой, а обращался к ней по имени Тара. Последнее время воскрестные его визиты раздражали ее меньше, чем раньше. Она частенько бывала одна и от этого вынужденного уединения с самой собой становилось почему-то пусто и страшно. Дилан отвлекал ее от дурацких мыслей о смысле жизни, о никчемности всего окружающего, об одиночестве. 2 Телефон снова зазвонил. «Тара, это я – Дилан. Пап мне сказал, что я должен ехать к тебе на эти выходные. Школа кончилась, а тебя нет... И мне в офисе сказали тебе позвонить, а потом папе. Я в офисе жду.» Тара уже почти закончила лицо и из зеркала на нее глядела уставшая, но привлекательная и женственая дама лет тридцати пяти. «Неплохо.» - Похвалила свою работу Тара и раздраженно выронила из рук круглую щетку для укладки волос, потому что едва замолчав автоатветчик заговорил снова. На этот раз голосом Эрика: «Тара... Тут... Не знаю... Тебя наверное нет дома... Мне Дилан только что позвонил... Я сейчас подъеду заберу его из школы и мы вместе проедем мимо твоего дома. Если тебя не будет... там...я его к себе на работу заберу. А потом я еще раз позвоню. У тебя наверное какие-то непредвиденные и важные дела... До встречи. До скорого.» «Да, непредвиденные и да, важные. - Прошептала себе под нос Тара. - Конференция. Тебе все равно не понять.» Она принялясь за волосы и они крупными темно-рыжими волнами легли вокруг ее лица, подчиняясь руке художника и пол-дюжине химических опрыскивателей для создания фомы, вида и придания блеска. Теперь вся голова была закончена и Тара отошла на шаг от зеркала, закрыла на секунду глаза и постаралась забыть свое отражение в зеркале и представить себя незнакомцем, чужим человекон, с которым они еще ниогда не встречались. Это было не таким уж трудным упражнением. Тара легко входила в роль, а забыть свои собственные черты было и подавно пустяком – она так долго работала над губами, носом, глазами, бровями отдельно друг от друга, что они не связывались в единый образ и было совсем не трудно забыть каждый из них в отдельности. Она шепотом сосчитала до двадцати, стараясь думать о чем-то совершенно отстраненном – паромах, кораблях, сценах в конференцзалах и безликих толпах в центре города и снова открыла глаза. Женщина в зеркале действительно была обворожительна. Она была как раз той, на которую Тара хотела бы быть похожей, если бы встретила на улице. «Вы обворожительны! Вы очаровательны! А что вы делаете сегодня вечером?» - Прошептала Тара своему изображению, следуя советам какого-то модного психолога о самонастрое и самовнушении. После этого она несколько раз удивительно искрене и обоятельно хохотнула и стала тренироваться в серьезном, деловом, но все-же женственном выражении лица. Это упражнение, так же как и предыдущие, было выполнено на пятерку и Тара перешла из ванной комнаты в спальню. Наряд уже был подобран и ждал хозяйку на кровати, покрывая сбитое в комья, неаккуратное и не совсем свежее постельное белье. Туфли и сумочка, вытащенные сегодня утром из комода, уже успели запылится – так давно их никто не доставал. Тара не без удовольствия обтерла их краем простыни и поставив на пол, рядом с кроватью полюбовалась на них с едва заметной улыбкой. Тара жила в полуподвальной квартире, состоящей из спальни, туалета и гостинной, соединенной с небольшой кухонькой. Их всех этих комнат Тара использовала только спальню и туалет. Гостинная сохранялась в нетронутом состоянии и в ней даже себе Тара редко позволяла сидеть. Это была комната всецело принадлежащая ее проектам и ее центру. В самом деле, что если какой-нибудь богатый спонсор однажды решит нагрянуть в ее штаб-квартиру? Эта команта действительно скорее напоминала офис, чем жилище. Было в ней нечто холодное, официальное, притворно-радушное. Два зеленых в коричневую полоску дивана и коричневое кресло образовывали круг вокруг небольшого столика. Дешевый длинный на черной тонкой железной ноге торшер круглосуточно посылал снопы света в белый потолок – днем, чтобы создавать иллюзию, что кто-то все время дома, а ночью – просто потому, что Тара до сих пор боялась темноты. На отдельном столике стоял компьютер и принтер а прямо над ним громоздилось несколько книжных полок. «Научись любить себя», «Ты и твой мир», «Загляни в свое сердце», «Все что необходимо знать о сборе пожертвований» - читалось на корешках книг, выстроевшихся на полках. Кухня тоже носила особый отпечаток одиночества и пустоты. Здесь не было кастрюль и сковородок, плита была девственно чиста а в воздухе повис сладковатый запах мебельного пластика, тот самый удушливый но все же привлекательный запах, который хорошо известен всем, кто когда-либо заглядывал в магазин кухонной мебели. Стандартная кофемашина и микроволновка могли-бы быть частью интерьера любого офиса и по всему было очевидно, что хозяин не увлекался приготовлением пищи. Тара аккуратно протиснулась в платье, стараясь не замять волнообразный рисунок прически и не тронуть лица, с которым пришлось так тщательно поработать. Затем она надела туфли, взяла в руки сумочку и небрежно набросила на плечо длинную широкую черную шаль с маленькими золотыми слезками, рассыпанными веспорядочно по всей поверхности. Задачей этой детали гардероба было отвлекать внимание от начинающих расплываться форм Тары. Все было закончено и осталось только в последний раз взглянуть на конечный результат этого долгого и весьма творческого труда. Длинное зеркало в темном коридоре отразило в полный рост зрелую и суровую львицу, готовую к бою и не собирающуюся проигрывать ни одного сражения. «Ну немножко помягче, - обратилась к своему отражению Тара и чуть улыбнулась, - вот так». Была тишина и только в кухне капля за каплей падала вода из неотрегулированого крана и всякий раз разбивась и железо раковины, казалось твердила: «Так, так, так, те-бе, тут тебе, о-ди-но-ко! Так-так!» Тара сделала несколько мелких шагов перед зеркалом, репетируя поворот головы и критически разглядывая себя еще и еще раз. Теперь осталось только пристроить на вечер Дилана к кому-нибудь из знакомых и можно было подумать о сеогняшнем вечере. Тара не хотела прость об этой мелкой услуге своего бывшего супруга. Припомнит еще потом. К тому же она не хотела говорить ему о сегодняшней конференции и о том, что она только накануне узнала о ней и притом случайно, и еще о том, что вообщем-то немного было людей которых она могла бы попросить посмотреть за Диланом несколько часов. Стучала по пустой раковине вода, отсчитывали минуты хоподные зеленые часы вмонтированные в микроволновку а пальцы Тары одна за другой пролистывали страницы записной книжки, тщетно пытаясь зацепиться хотя бы за одно имя, найти хоть одного человека, который бы еще помнил ее и обладал временем и желанием следить за ее ребенком. В книжке осталась всего пара страниц, когда в окно постучали. Еще через секунду раздался стук в дверь. На пороге возникла чуть сутулая и вечно робеющая фигура Эрика. Дилан держал его за его руку и пританцовывал на месте от нетерпения. За спиной у него болтался рюкзак, а в свободной руке был зажат мешочек с лего. Тара не держала в доме никаких игрушек и одним из условий на котором она забирала Дилана на выходные было то, что он сам (точнее его отец) заботился об обеспечении мальчика игрушками. Вместе с Диланом и Эриком в ее квартиру ворвался какой-то воздух жизни и мелких житейских удовольствий и восторгов, которого она одновременно жаждла и боялась. - Заходите, заходите. – Поторопила их Тара, продерживая входную дверь. - Ну ты как всегда неотразима. – Смущенно сказал Эрик вместо приветствия и нерешительно топчась на месте, не зная, пройти внутрь и посидеть с Тарой хоть недолго или уйти и не мешать ей. - Спасибо. - Тара, Тара, можно я телевизор включу? Можно? – Дилан нерешительно подергал ее за кончик шали. Он тоже чувствовал себя неловко и не знал что делать. - Иди, включай. – Тара поправила шаль. – И осторожно, не тргай мою одежду. - Эрик, я завезу тебе Дилана как договорились, в воскресенье вечером. Ну, давай, до свиданья. Эрик ушел, а Тара закончила листать свою книжку и не найдя никого, к кому можно было бы обратиться, плюхнулась на диван, рядом с Диланом и молча уставилась в экран телевизора, где мелькали какие-то инопланетные мультяшные персонажи. До начала конференции оставалось всего два часа и надо было что-то придумывать. Возле окна, прямо за небольшим телевизом на подставном шкафчике, показалась лейка и водящая ею полная женская рука принялась поливать красно-оранжевые цветы высаженные вдоль дома. «Хозяйка дома. Вернулась. - Мысленно проконстатировала Тара и повторила эту фразу еще раз, на этот раз вслух, как будто ее осенила гениальная, спасительная мысль. – Вот кого можно попросить. Она же кажется даже предлагала мне такую услугу, когда узнала, что у меня ребенок есть!» Тара бодро поднялась с дивана, жестким и решительным шагом замаршировала к двери. - Дилан, я сейчас вернусь. Я буду прямо здесь возле дома. Подожди меня. Ничего без меня не делай. Ничего не трогай. Еще через несколько минут Тара вернулась. Она сияла от радости. - Дилан. Ты пару часов посидишь с Мэри-Ли наверху. Быстренько. Собирай свои игрушки. Куртку захвати. Я скоро вернусь. 3. Вступительная речь уже начлась, когда Тара наконец добралась до «Тихоокеанской жемчужины» - самой шикарной гостиници в центре города, той самой, где в этом году проходила конференция спонсоров. - Благодарю. – Небрежнно бросила она швейцару, открывшему ей дверь и мазнула его улыбкой легкого превосходства. Тяжелые гардины, лоснящиеся, ухоженные пальмы в кадках, шепот гостиничных служек за мраморной стойкой, легкий и ненавязчивый, как плеск воды в бассейне – как любила Тара эту атмосферу показного благополучия, поверхностного дружелюбия. Как ни странно в глубине души, она знала и понимала, что все ее протесты против этого мира роскоши и всех, кто к нему принадлежал было отчаянным криком человека, который мечтал сам присоединится к нему, но не решался даже подойти близко, предполагая, что вряд-ли будет допущен к нему даже на небольшое расстояние. Матовые отражения огней хрустальных люстр, мерцали, играли в начищеных, отполированных мраморных узорах пола и казалось разбивались в дребезги от стука Тариных каблучков. «Цок-цок-цок» - по хорошо знакомому вестибюлю гостиницы, «Цок-цок» - к залу конференций. Тара аккуратно приотворила дверь и снисходительно улыбнулась стоящему по другую сторону двери швейцару. Не задерживая на нем взгляда, она быстро оглядела зал и притворившись, что отвечала на чьи-то приветствия с каким-то особым, слегка наигранным достоинством, махнула рукой в зал и мягко улыбнулась. Речь председателя конференции подходила к концу и через несколько минут все участники должны были разойтись по секциям. Тара листала брошюру конференции, пытаясь решить к какой группе присоединится. В отличии от всех остальных участников конференции, решение это было для нее сокрушительно важным. От результата могло зависеть ее будущее: если бы ей удалось найти спонсера, который поверил бы, захотел бы спонсировать ее центр – это могло бы обозначать безбедное существование по крайней мере на год. Приличное вложение гарантировало бы ей годовую зарплату и оплаченные поездки на конференции и семинары. Иными словами это бы продлило хоть на год агонию ее существования в таком приятном, хоть и таком хрупком мире ее старнной какой-то постоянно подвешенной жизни. Если бы эта последняя попытка провалилась – ей пришлось бы возвращаться туда, куда она считала возврата быть не могло – в мир ночных подработок официанткой то там, то здесь. Кругом зааплодировали и Тара спешно присоединилась к толпе, нервно и часто похлопывая пальчиками правой руки по левой ладошке. Решение было принято: самые щедрые спонсоры были зарегестрированы на семинар по «Региональной экономике самообеспечения» - значит там и надо было попытать свое счастье. Тара заспешила к махагониевому залу, в котором был назначен семинар. Отель Тара знала, как свои пять пальцев, и без труда нашла махагониевый зал. Что-то неуловимое, едва заметное, но принципиально важное изменилось за последний год-два в мире спонорства и профессионального попрошайничества. Тара чувствовала это, но никак не могла определить, что это было такое. Эти невидимые, но интуитивно ощутимые изменения сделали из нее игрока еще более осторожного, чем прежде. Она старалась больше слушать, чем говорить, потому что важно было не совершить грубой ошибки перефразируя и подкрашивая, высказанные кем-то другим, мысли. Но она прекрасно понимала, что именно это осторожничанье не позволяло ей привлечь к себе достаточно внимания. И все же рисковать ей было нельзя. Рисковые высказывания могли спровоцировать излишний интерес, а вопросов, на которые она не захотела-бы отвечать, могло возникнуть немало. Ей все же удалось подпустить пару раз вечные, бессмертные и безпроигрышные: «...прежде всего в интересах тех, кто представляет неоспоримое большинство населения...» и « ... исключительно для тех, маргинализированных нашим обществом, которых мы не видим каждый день, и которые так ждут нашей помощи и надеются на нашу активную позицию..» и еще « ...забота о ближнем – это прежде всего – понимание нужд ближнего...», но к сожалению на этот раз даже они не помогли Таре привлечь к себе достаточно внимания и направить «софиты» спонсоров на себя. Тара вздохнула и бегло взглянула на свои маленькие, обрамленные искуственными бриллиантами часики – до конца оставалось чуть меньше сорока минут. Она вздохнула и перевела взгляд на потолок, потом на витиеватые канделябры вмонтированные в махагониевую обивку стен и на тяжелую, тоже темного дерева дверь с глубокими резными узорами. Как раз в этот момент дверь приоткрилась и в зал тихо вошел запоздавший гость. Это был немолодой уже – лет пятидесяти человек, аккуратно подстриженый, но уже начинающий лысеть и седеть. Он был одет в дорогой, но повседневный серый твидовый костюм и держал в тоненькую папку из темной кожи. Он аккуратно прикрыл за собой дверь и, осмотревшись вокруг, сел на свободное место рядом с Тарой. Что-то одинокое, брошенное, истосковавшееся по комфорту и собеседнику было в его лице. Нечто такое, что говорило, кричало о том, что он был одинок и скорее всего разведен. Нечто такое, что правильно поняла-бы любая женщина и Тара моментально уловила это. Она еще раз украдкой оглядела его с ног до головы, убедилась, что абсолютно все – от ботинок до очков говорило о его материальном благополучии и чуть склонившись прошептала: - Вы не пропустили ничего существенного. Поверьте мне. - Спасибо за хорошую новость. Я не думал, что такая задержка в аэропорту возможна. Просто невероятно. Спасибо еще раз. - Вы наверное не успели прихватить программу конференции? Вот, возьмите мою. Я уже ее основательно изучила. - Еще раз спасибо. Главный для меня - семинар по «Экономической интеграции». Это, кажется, следующий по времени. - Какое совпадение! - Тара широко открыла глаза и мягко улыбнулась. – Это как раз тот семинар, ради которого я здесь. Вы, я думаю, первый раз в этой гостинице? - Да. - Я ее знаю до последнего сантиметра. Я буду рада показать вам дорогу. Два часа спустя они обедали в ресторане. - Я и не собиралась приходить на эту конференцию. – Полушептала, полупела Тара. - В последнюю секунду решила все таки заглянуть сюда... Подумать только, я-бы могла никогда не встретить вас, если-бы не послушалась своего внутреннего голоса... Подумать только... Я бы могла пропустить такого интересного, неповторимого, неподражаемого собеседника, как вы... Тара пригубила терпкого белого вина и чуть нагнувшись вперед скромно потупила глаза и продолжила: - Кто знает иногда от такох мелочей полностью меняется жизнь человека. Иногда на все сто... Она была права. Ее новый проект был в стадии развития, но стремительно набирал силу. Этот проект должен был изменитл ее жизнь. Ни на что, кроме выигрыша он не готова была согласиться. Виктория Июнь 2006